Неверное толкование авторского права: ряд ошибок

Ричард Столмен

В авторском праве происходит что-то странное и опасное. По конституции США авторское право существует на благо пользователей — тех, кто читает книги, слушает музыку, смотрит фильмы или выполняет программы — а не ради издателей или авторов. И все же несмотря на то, что люди становятся все более склонны отвергать авторское право и не подчиняться его ограничениям, налагаемым на них “для их собственного блага”, государство США добавляет новые ограничения и пытается привести общественность в повиновение, запугивая ее новыми суровыми наказаниями.

Как вышло, что правила авторского права дошли до диаметральной противоположности его заявленным целям? И каким образом мы можем снова привести их в соответствие с их назначением? Чтобы понять это, следует прежде всего взглянуть в корень авторского права Соединенных Штатов: конституцию США.

Авторское право в конституции США

Когда писался проект конституции США, мысль о том, что авторы имеют право на монополию копирования, была предложена — и отвергнута. Основатели нашего государства приняли другую предпосылку — что авторское право является не натуральным правом авторов, а искусственной уступкой, данной им ради прогресса. Конституция дает разрешение на систему авторского права в этом параграфе (статья I, раздел 8):

[Конгресс уполномочен] содействовать прогрессу науки и полезных искусств, обеспечивая на ограниченные сроки авторов и изобретателей исключительным правом на их произведения и открытия соответственно.

Высший суд неоднократно подтверждал, что содействие прогрессу означает выгоды пользователей работ, на которые распространяется авторское право. Например, в процессе “Фокс филм против Дойла” суд заявил:

Единственный интерес Соединенных Штатов и первичная цель введения [авторско-правовой] монополии лежит в общих выгодах, извлекаемых обществом из трудов авторов.

Это фундаментальное решение объясняет, почему авторское право не требуется конституцией, а только допускается как возможность — и почему предполагается, что оно будет действовать в “ограниченные сроки”. Если бы авторское право было натуральным правом, чем-то, что есть у авторов потому, что они заслуживают этого, ничто не могло бы оправдать прекращения действия этого права по прошествии определенного периода времени — не более, чем дом каждого должен стать общественной собственностью по истечении определенного срока после его возведения.

“Авторско-правовая сделка”

Система авторского права работает, предоставляя привилегии и тем самым выгоды издателям и авторам; но делается это не ради них самих. Это делается для того, чтобы изменить их поведение: чтобы создать для авторов стимул больше писать и больше издавать. В результате государство расходует натуральные права общества, от имени общества, в рамках договора, заключаемого с целью доставить обществу больше опубликованных работ. Ученые-юристы называют эту схему “авторско-правовой сделкой”. Это все равно, как если бы государство покупало шоссе или самолет на деньги налогоплательщиков, только государство вместо наших денег расходует нашу свободу.

Но действительно ли выгодна эта сделка для общества в том виде, в каком она существует? Есть много возможных альтернативных сделок; какая из них — наилучшая? Каждая проблема политики авторского права — часть этого вопроса. Если мы будем неверно трактовать природу вопроса, то во многих случаях наши решения этих проблем будут неудовлетворительны.

Конституция допускает предоставление власти авторского права авторам. На практике авторы, как правило, уступают ее издателям; обычно именно издатели, а не авторы, пользуются этой властью и получают основную часть выгод, хотя авторы могут получать небольшую долю. Таким образом, обычно именно издатели ратуют за усиление власти авторского права. Чтобы лучше отражать реальность, чем миф об авторском праве, в этой статье говорится об издателях, а не об авторах, как о тех, кто облечен властью авторского права. В ней также говорится о пользователях работ, на которые распространяется авторское право, как о “читателях”, даже если пользование этими работами не всегда означает чтение, потому что “пользователи” — отвлеченное и абстрактное понятие.

Ошибка первая: “установление баланса”

Авторско-правовая сделка ставит общество на первое место: выгоды читающей публики сами по себе являются целью; выгоды (если они будут) издателей — только средство достижения этой цели. Читательские интересы и издательские интересы, таким образом, качественно неравны по приоритету. Первый шаг неверного толкования назначения авторского права — возвышение издателей до одинакового с читателями уровня важности.

Часто говорят, что авторское право США предназначено, чтобы “сбалансировать” интересы издателей и читателей. Те, кто приводят эту трактовку, представляют это как повторение основного положения, декларируемого конституцией; другими словами, предполагается, что это равнозначно авторско-правовой сделке.

Но эти две трактовки далеко не равнозначны; они различаются как идейно, так и по своим последствиям. Понятие баланса предполагает, что важность интересов читателей и издателей различается лишь количественно, тем, какой вес мы должны им назначить, и тем, к каким действиям они применимы. Часто для того, чтобы таким образом сформулировать проблему, употребляется термин “пайщики”; он предполагает, что при определении политики одинаково важны любого рода интересы. Эта точка зрения отвергает качественное различие между интересами читателей и издателей, составляющее самую суть роли государства в авторско-правовой сделке.

Эта замена имеет далеко идущие последствия, потому что мощная защита общества в авторско-правовой сделке — мысль, что привилегии авторского права могут быть оправданы только благом читателей, но отнюдь не благом издателей — “балансовой” трактовкой отбрасывается. Поскольку интерес издателей сам по себе считается целью, он может оправдать привилегии авторского права; другими словами, понятие “баланса” подразумевает, что привилегии можно оправдать благом кого-то другого, кроме общества.

С практической точки зрения следствием представления о “балансе” является перенос бремени оправдания изменений в авторском праве. Авторско-правовая сделка возлагает на издателей бремя убеждения читателей уступить определенные свободы. Представление о балансе практически переворачивает это бремя, потому что в общем случае несомненно, что издатели выиграют от дополнительной привилегии. Если нельзя доказать, что вред, причиняемый пользователям, “перевесит” этот выигрыш, то мы приходим к заключению, что издатели имеют право почти на любую привилегию, какой они ни потребуют.

Поскольку идея о “балансировании” между издателями и читателями отказывает пользователям в правовом приоритете, мы должны отвергнуть ее.

Баланс между чем и чем?

Когда государство покупает что-то для общества, оно действует от имени общества; оно отвечает за то, чтобы получить наилучший из возможных договоров — наилучший для общества, а не для другой стороны соглашения.

Например, когда подписываются контракты на постройку шоссе со строительными компаниями, государство стремится потратить как можно меньше общественных денег. Государственные агентства пользуются конкурсами на заказ, чтобы сбить цену.

На практике стоимость не может быть нулевой, потому что подрядчики такого не предложат. Хотя они не наделены особыми преимуществами, у них есть обычные права граждан свободного общества, в том числе право отказа от невыгодных контрактов; даже в предложении с самой низкой стоимостью она будет достаточной, чтобы какой-то подрядчик заработал деньги. Так что здесь действительно есть баланс, в некотором роде. Но это не преднамеренное балансирование между двумя интересами, каждый из которых претендует на особое внимание. Это баланс между целью общества и силами рынка. Государство пытается получить для водителей, платящих налоги, наилучший договор, какой они могут получить в условиях свободного общества и свободного рынка.

В авторско-правовой сделке государство расходует нашу свободу вместо наших денег. Свобода дороже денег, так что ответственность государства за то, чтобы наша свобода расходовалась мудро и плодотворно, еще выше, чем его ответственность за то, чтобы таким образом тратились наши деньги. Государства никогда не должны ставить интересы издателей на одну доску со свободой общества.

Не “баланс”, а “компромисс”

Нельзя основывать политику авторского права на идее балансирования между интересами читателей и издателей, но действительно есть два интереса, которые следует взвешивать: два интереса читателей. Читатели заинтересованы в собственной свободе при пользовании опубликованными произведениями; в зависимости от обстоятельств они могут быть также заинтересованы в поощрении публикаций с помощью некоторого рода системы стимулов.

Слово “баланс” в обсуждениях авторского права стало сокращением идеи “балансирования” между читателями и издателями. Таким образом, употребление слова “баланс” в отношении двух читательских интересов вводило бы в заблуждение[1]. Нам нужно другое выражение.

Обычно, когда у одной стороны есть две цели, которые частично противоречат друг другу, и она не может полностью достичь сразу обеих целей, мы называем это “компромиссом”. Таким образом, вместо того, чтобы говорить о “правильном балансировании” между сторонами, нам следует говорить о “нахождении верного компромисса между расходованием нашей свободы и сохранением ее”.

Ошибка вторая: максимизация объема

Вторая ошибка политики авторского права состоит в принятии в качестве цели максимизации — а не просто увеличения — количества опубликованных произведений. Ошибочное представление о “балансировании” возвысило издателей до равенства с читателями; эта вторая ошибка ставит их намного выше читателей.

Когда мы что-нибудь покупаем, мы обычно не покупаем ни все доступное на складе количество, ни самую дорогую модель. Вместо этого мы сохраняем средства для других покупок, покупая только то, что нам нужно из каждого конкретного товара, и выбираем подходящую модель, а не модель высшего качества. По принципу снижения отдачи расходование всех наших денег на один конкретный товар, вероятно, будет неэффективным вложением ресурсов; мы, как правило, решаем сохранить какие-то деньги для других целей.

Снижение отдачи распространяется на авторское право точно так же, как на любое другое приобретение. Первые свободы, которые нам следует обменять,— те, в которых мы нуждаемся меньше всего и жертвуя которыми мы поощрим публикации больше всего. По мере того как мы обмениваем дополнительные свободы, которые нам более дороги, мы обнаруживаем, что каждый обмен представляет собой большую жертву, чем предыдущий, принося в то же время меньшее приращение литературной активности. Задолго до того, как приращение становится нулевым, мы вполне можем сказать, что приращение не оправдывает свою стоимость; тогда мы остановились бы на сделке, общий результат которой состоит в увеличении количества публикаций, но не до предельно возможного уровня.

Принятие максимизации публикаций как цели заранее отвергает все эти более мудрые, более выгодные сделки — это диктует обществу, что оно должно уступить почти всю свою свободу пользования изданными произведениями просто за чуть большее количество изданий.

Демагогия максимизации

На практике цель максимизации публикаций независимо от затрат свободы поддерживается широко распространенной демагогией, которая утверждает, что копирование в обществе незаконно, нечестно и по природе своей дурно. Например, издатели называют тех, кто копирует, “пиратами” — сочным словечком, подобранным, чтобы приравнять обмен информацией со своим соседом к нападению на корабль. (Это сочное словечко ранее употреблялось авторами для обозначения издателей, которые находили законные способы публиковать издания без разрешения; современное употребление издателями почти полностью противоположно этому.) Эта демагогия напрямую отвергает конституционные основы авторского права, но представляет себя как описание неоспоримой традиции системы американского права.

“Пиратская” демагогия, как правило, принимается, потому что она настолько захватила средства массовой информации, что немногие осознают, насколько она радикальна. Она эффективна потому, что если копирование в обществе в принципе незаконно, то мы никак не можем возражать, когда издатели требуют, чтобы мы уступили свою свободу копировать. Иначе говоря, когда общество вынуждают доказывать, почему издатели не должны получать какой-то дополнительной власти, самая важная из всех причин — “мы хотим копировать” — заранее признается недействительной.

Это не оставляет никаких способов оспаривать увеличение силы авторского права, кроме пользования побочными проблемами. Это приводит к тому, что оппозиция усиления авторского права сегодня указывает почти исключительно на побочные проблемы и никогда не смеет указать на свободу распространения копий как на законную общественную ценность.

На практике максимизация как цель позволяет издателям утверждать, что “определенная практика снижает нашу выручку — или мы думаем, что могла бы снизить,— так что мы предполагаем, что она уменьшает количество изданий на какую-то неизвестную величину, а следовательно, она должна быть запрещена”. Нас подводят к возмутительному заключению, что благо общества измеряется выручкой издателей: что хорошо для издательских компаний, то хорошо для США.

Ошибка третья: максимизация власти издателей

Когда издатели получили согласие с тем, что цель политики — максимизация изданий любой ценой, следующим их шагом становится предположение, что это требует передачи им максимально возможной власти — что распространяет авторское право на все мыслимые способы пользования произведением или придает какому-то другому юридическому средству, например “оберточным” лицензиям, равнозначную силу. Эта цель, которая предполагает упразднение “права на добросовестное использование” и “право на перепродажу”, навязывается на всех возможных уровнях государства, от отдельных штатов США до международных организаций.

Этот шаг ошибочен, потому что строгие правила авторского права препятствуют созданию новых полезных произведений. Например, Шекспир заимствовал сюжеты некоторых своих пьес из чужих произведений, опубликованных другими немногими десятилетиями раньше, так что если бы действовало современное авторское право, его пьесы были бы незаконны.

Даже если бы нам нужен был наибольший из возможных объемов публикаций независимо от того, во что это обойдется обществу, то максимизация власти издателей — неверный способ для достижения этого. Если считать это средством содействия прогрессу, то оно работает против своей цели.

Последствия трех ошибок

Текущие тенденции законодательства в области авторского права состоят в передаче издателям все более широких полномочий на все более продолжительные периоды времени. Идейная основа авторского права, поскольку она все более искажается из-за этого ряда ошибок, нечасто предлагает основания для возражений. Законодатели твердят на все лады о том, что авторское право служит обществу, а сами дают издателям все, чего бы те ни попросили.

Например, вот что сенатор Хетч сказал, когда представлял на рассмотрение S. 483, акт 1995 года, продлевающий срок действия авторских прав на 20 лет:

Я убежден, что мы находимся сейчас в такой точке по отношению к вопросу о том, адекватно ли текущий срок действия авторских прав защищает интересы авторов, и связанному с этим вопросу о том, по-прежнему ли срок действия авторских прав создает достаточный стимул для создания новых авторских произведений.

Этот акт продлил авторские права на уже опубликованные произведения, написанные начиная с двадцатых годов XX века. Это изменение было подачкой издателям без малейшей возможной выгоды для общества, поскольку сейчас невозможно задним числом увеличить число книг, опубликованных в те времена. Тем не менее это стоит обществу свободы, которая сегодня имеет смысл — свободы перераспространять книги той эпохи. Отметим пропагандистское выражение, “защита”, которое включает в себя вторую из этих трех ошибок.

Акт продлил также авторские права на произведения, которые еще предстоит написать. Для произведений, выполненных по заказу, авторские права будут длиться 95 лет вместо нынешних 75 лет. Теоретически это повысило бы стимул для написания новых произведений; но от любого издателя, который заявляет о потребности в этом дополнительном стимуле, следует потребовать обосновать это заявление с помощью бухгалтерских расчетов, смоделированных на 75 лет вперед.

Нет нужды говорить, что конгресс не подвергал аргументы издателей сомнению: закон, продлевающий авторские права, был принят в 1998 году. Официально он был назван “Законом Сонни Боно о расширении срока действия авторских прав”, по имени одного из людей, которые оказывали законопроекту поддержку; этот человек умер чуть ранее в том же году. Мы обычно называем этот закон “Законом об авторском праве на Микки Мауса”, поскольку мы предполагаем, что настоящим мотивом было желание предотвратить истечение срока действия авторских прав на внешность Микки Мауса. Вдова Боно, занимавшая его должность до конца его срока, сделала такое заявление:

На самом деле Сонни хотел, чтобы действие защиты авторского права было вечным. Персонал информировал меня, что такое изменение нарушило бы конституцию. Я приглашаю всех вас к сотрудничеству со мной в усилении нашего авторского права всеми доступными для нас способами. Как вы знаете, есть предложение Джека Валенти о сроке действия, равном бесконечности минус один день. Возможно, комитет рассмотрит его на следующей сессии конгресса.

Впоследствии Верховный суд прослушал процесс, в ходе которого была предпринята попытка опротестовать закон на том основании, что продление задним числом не служит конституционной цели содействия прогрессу. Суд ответил, что вопрос лежит вне его компетенции; когда дело касается авторского права, конституция обязывает только к пустой болтовне.

Другой закон, принятый в 1997 году, объявил тяжким преступлением создание достаточно большого числа копий любого опубликованного произведения, даже если вы раздаете их знакомым просто в знак расположения. Раньше в США это вообще не было преступлением.

Еще худший закон, Закон об авторском праве цифрового тысячелетия (DMCA), был составлен, чтобы вернуть “защиту от копирования” (которая известна теперь как цифровое управление ограничениями и к которой пользователи уже относились с отвращением), объявив преступлением победу над ограничениями или даже публикацию сведений о том, как их преодолеть. Этот закон должен называться “Законом о господстве издательских корпораций”, потому что он фактически предоставляет издателям возможность написать свой собственный закон об авторском праве. В нем говорится, что они могут налагать какие угодно ограничения на пользование произведением, и эти ограничения принимают силу закона в случае, если произведение содержит некоторого рода шифрование или схему управления лицензиями, реализующую эти ограничения.

Один из аргументов, предложенных в поддержку этого закона, состоял в том, что он реализовал бы недавний договор об усилении авторского права. Этот договор был подготовлен Всемирной организацией интеллектуальной собственности, организацией, в которой господствуют интересы держателей патентов и авторских прав, в чем им помогает давление со стороны администрации Клинтона; поскольку договор только усиливает авторское право, сомнительно, чтобы он служил общественным интересам в какой бы то ни было стране. Во всяком случае, закон заходит гораздо дальше, чем требуется для этого договора.

Библиотеки представляли важнейший источник оппозиции этому акту, особенно тем его аспектам, которые исключают формы копирования, расцениваемые как добросовестное использование. Чем ответили издатели? Бывший представитель Пат Шредер, действующий ныне в интересах Ассоциации американских издателей, сказал, что издатели “не смогли бы жить, если бы выполнили то, о чем просили [библиотеки]”. Поскольку библиотеки просили только сохранить статус-кво, можно было бы ответить вопросом: “Как издатели выжили до настоящего времени?”

Конгрессмен Барни Френк при встрече со мной и другими противниками этого закона показал, в каком пренебрежении оказалась позиция конституции США в отношении авторского права. Он сказал, что настоятельно требуется придать авторскому праву новую власть, опирающуюся на уголовные наказания, потому что “киноиндустрия обеспокоена”, так же как и “музыкальная индустрия” и другие виды “индустрии”. Я спросил его: “Но разве это в общественных интересах?” Его ответ гласил: “Почему вы говорите об общественных интересах? Эти творческие люди не откажутся от своих прав ради общественных интересов!” “Индустрия” была отождествлена с “творческими людьми”, которых она нанимает, авторское право было представлено как ее привилегия, а конституцию перевернули с ног на голову.

Закон об авторском праве цифрового тысячелетия был принят в 1998 году. В нем говорится, что право на добросовестное использование номинально остается законным, но издателям позволено запретить любые программы или аппаратуру, с помощью которой вы могли бы осуществлять его. Фактически добросовестное использование запрещено.

Опираясь на этот закон, киноиндустрия наложила цензуру на свободные программы чтения и воспроизведения DVD и даже на сведения о том, как читать их. В апреле 2001 года профессор Принстонского университета Эдуард Фелтен был запуган угрозами судебных преследований со стороны Американской ассоциации компаний звукозаписи (RIAA) и отозвал научную статью, в которой излагалось то, что он узнал о предложенной системе шифрования для ограничения доступа к записанной музыке.

Мы также начинаем встречать электронные книги, которые отнимают многие из традиционных читательских свобод — например свободу одолжить книгу своему знакомому, продать ее в букинистический магазин, взять ее из библиотеки, купить без того, чтобы ваше имя было записано в корпоративный банк данных, даже свободу прочесть ее дважды. Зашифрованные электронные книги, как правило, ограничивают все эти действия — вы можете читать их только специальными секретными программами, составленными так, чтобы ограничивать вас.

Я никогда не куплю ни одной из этих зашифрованных ограниченных электронных книг, и я надеюсь, что вы тоже их отвергнете. Если электронная книга не дает вам тех же свобод, что и традиционная бумажная книга, не принимайте ее!

Любой, кто независимо выпускает программы, которые могут читать ограниченные электронные книги, рискует попасть под преследование. Русский программист Дмитрий Скляров был арестован в 2001 году во время посещения США с целью участия в конференции, потому что он написал такую программу в России, где это было законно. Сейчас в России подготавливается закон, который тоже запретит это, а в Европейском союзе такой закон недавно приняли.

Массовые электронные книги до сих пор терпели коммерческие неудачи, но не потому, что читатели решали защищать свою свободу; они были непривлекательны по другим причинам, например, потому, что с экрана компьютера не очень легко читать. Мы не можем рассчитывать, что эта счастливая случайность защитит нас в долгосрочной перспективе; при следующей попытке выдвинуть электронные книги будет применяться “электронная бумага” — объекты, похожие на книги, в которые можно загрузить зашифрованную ограниченную электронную книгу. Если эта сходная с бумагой поверхность окажется более привлекательной, чем экраны сегодняшних мониторов, нам придется защищать свою свободу, чтобы сохранить ее. А пока электронные книги проникают в отдельные ниши: Нью-Йоркский университет и другие стоматологические учебные заведения требуют, чтобы студенты покупали свои учебники в виде ограниченных электронных книг.

Издательские компании все еще не удовлетворены. В 2001 году финансируемый компанией Disney сенатор Холлингс предложил закон под названием “Закон о стандартах и сертификации систем безопасности” (SSSCA)[2], который требовал бы, чтобы на всех компьютерах (и других цифровых записывающих и воспроизводящих устройствах) были системы ограничения копирования, отвечающие государственным нормативам. Такова их конечная цель, но первым пунктом в их списке стоит введение запрета на любое оборудование, которое может декодировать сигналы цифрового телевидения высокой четкости, если оно не будет спроектировано так, чтобы обществу нельзя было его “доработать” (т.е. изменить под свои собственные нужды). Поскольку свободные программы — это программы, которые пользователи могут изменять, тут мы впервые встаем перед проектом закона, который явно запрещает свободные программы для определенных работ. Запрет на другие виды работ, разумеется, не заставит себя долго ждать. Если FCC примет это правило, то будет наложена цензура на такие существующие свободные программы, как GNU Radio.

Чтобы не допустить принятия этих законов и правил, необходимы политические действия.[3]

Найти правильную сделку

Как правильно выбрать политику авторского права? Если авторское право — это сделка, заключаемая от лица общества, то она должна ставить интересы общества превыше всего. Обязанность государства при продаже общественной свободы — продать только то, что оно должно продать, и продать как можно дороже. По крайней мере, мы должны урезать область действия авторского права настолько, насколько это возможно при условии поддержания сопоставимого уровня публикаций.

Поскольку мы не можем найти эту минимальную цену с помощью конкурса, как мы это делаем для проектов строительства, как нам это сделать?

Один из возможных методов — снижать привилегии авторского права по шагам и наблюдать результаты. Если и когда мы увидим, что происходят измеримые снижения публикаций, мы узнаем, насколько сильное авторское право в действительности необходимо для нужд общества. Мы должны судить об этом по реальным наблюдениям, а не по тому, что будет происходить по утверждению издателей, потому что у них есть все стимулы для того, чтобы делать преувеличенные предсказания ущерба, если их власть сокращается в любом отношении.

Политика авторского права включает в себя несколько независимых измерений, которые можно регулировать отдельно. После того, как мы найдем необходимый минимум в одном из измерений политики, вероятно, останется возможность сократить другие измерения авторского права, поддерживая желательный уровень публикаций.

Одно из важных измерений авторского права — его длительность, которая сейчас, как правило, имеет величину порядка ста лет. Для начала было бы неплохо снизить монополию на копирование до десяти лет со дня публикации произведения. Другой аспект авторского права, относящийся к созданию производных произведений, мог бы продолжаться более длительный период.

Почему считать следует от даты публикации? Потому что авторское право на неопубликованные произведения не ограничивает свободу читателей напрямую; вопрос о том, вольны ли мы копировать произведение, не имеет практического значения, если у нас нет копий. Так что от того, что авторам дадут больше времени на публикацию работы, никакого вреда не будет. Авторы (которые, как правило, действительно являются правообладателями авторских прав до публикации) нечасто будут решать отложить публикацию только для того, чтобы отодвинуть срок истечения авторских прав.

Почему десять лет? Потому что это предложение безопасно; по практическим соображениям мы можем быть уверены, что сегодня это сокращение мало скажется на осуществимости публикаций в целом. В большей части изданий и жанров успешные произведения приносят очень высокий доход в течение только нескольких лет, и даже успешные произведения обычно прекращают печатать гораздо ранее, чем десять лет спустя. Даже для справочных произведений, которые могут приносить пользу в течение многих десятилетий, десятилетнего авторского права должно быть достаточно: периодически выпускаются обновленные издания, и многие читатели будут покупать последнее издание, на которое распространяется авторское право, а не копию десятилетней версии из общественного достояния.

Возможно, десять лет тоже окажется больше, чем необходимо; когда система придет в равновесие, мы могли бы попробовать дальнейшее сокращение для настройки системы. В ходе одной литературной конференции, где я предложил десятилетний срок, один известный писатель-фантаст, сидевший рядом со мной, с жаром возразил, что любой срок свыше пяти лет нестерпим.

Но не обязательно применять один и тот же срок ко всем видам произведений. Поддержка предельного единообразия в политике авторского права не критична для общественных интересов, и в авторском праве уже есть много исключений для особых видов пользования и средств информации. Было бы глупо оплачивать каждый проект по постройке шоссе по цене, необходимой в самых тяжелых случаях и в самых дорогих районах страны; точно так же глупо “оплачивать” все виды искусства по наибольшей цене в свободе, которую мы сочтем необходимой для какого-либо одного вида.

Так что, вероятно, у романов, словарей, компьютерных программ, песен, симфоний и фильмов должны быть разные сроки действия авторского права, чтобы мы могли сократить сроки для каждого вида произведений до величины, необходимой для того, чтобы публиковалось много таких произведений. Возможно, у фильмов длиннее одного часа могло бы быть двадцатилетнее авторское право, потому что они дороги в производстве. В моей собственной области, программировании компьютеров, трех лет было бы достаточно, потому что производственные циклы еще короче этого срока.

Другое измерение политики авторского права — границы добросовестного использования: некоторые способы воспроизведения всего или части опубликованного произведения допустимы по закону несмотря на то, что на произведение распространяется авторское право. Естественный шаг по сокращению этого измерения власти авторского права — разрешить нерегулярное некоммерческое копирование и распространение в небольших количествах среди частных лиц. Это устранило бы вмешательство авторско-правового надзора в частную жизнь людей, но, вероятно, слабо повлияло бы на доходы от продажи опубликованных произведений. (Возможно, будет необходимо предпринять юридические шаги, чтобы гарантировать, что оберточные лицензии нельзя будет применять вместо авторского права для ограничения такого копирования.) Опыт службы Napster показывает, что следует также разрешить обычным людям некоммерческое буквальное перераспространение — когда в обществе так много людей, которые хотят копировать и обмениваться и считают это настолько полезным, их остановят только драконовские меры, и общество заслуживает того, чтобы ему предоставили то, чего оно желает.

Для романов и вообще для работ, применяемых для развлечения, некоммерческое буквальное перераспространение может быть достаточной свободой для читателей. Для компьютерных программ, которые применяют в функциональных целях (для проведения работ), напрашивается требование дополнительных свобод сверх этой, в том числе свободы публикации улучшенной версии. Разъяснение свобод, которые должны быть у пользователей, см. в “Определении свободной программы” в этой книге. Но возможно, что приемлемым компромиссом для этих свобод была бы их всеобщая доступность после задержки лишь в два или три года с момента публикации программы.

Изменения, подобные этим, могли бы привести авторское право в соответствие с желанием общества применять цифровую технику для копирования. Издатели, несомненно, сочтут эти предложения “неуравновешенными”; возможно, они будут грозиться забрать свои игрушки и уйти домой, но на самом деле они этого не сделают, потому что игра останется доходной и играть больше во дворе будет не во что.

Когда мы рассматриваем сокращение власти авторского права, мы должны гарантировать, что издательские компании не заменят его просто на лицензионные соглашения с конечным пользователем. Было бы необходимо запретить применение контрактов для наложения на копирование ограничений, которые выходят за пределы авторского права. Такие ограничения на то, что можно требовать в массовых контрактах, которые не подлежат пересмотру, являются стандартной частью правовой системы США.

Личное замечание

Я разработчик программ, а не ученый-юрист. Вопросы авторского права стали беспокоить меня, потому что от них нет спасения в мире компьютерных сетей, таких как Интернет. Будучи пользователем компьютеров и сетей свыше 30 лет, я ценю свободы, которые мы утратили, и те, которые мы можем утратить вслед за ними. Будучи автором, я могу развеять романтический ореол автора как полубожественного создателя, к которому издатели часто обращаются с целью оправдать повышение власти авторского права ради авторов — власти, которую эти авторы потом переписывают на издателей.

Эта статья состоит по большей части из фактов и рассуждений, которые вы можете проверить, и предложений, о которых вы можете составить свое собственное мнение. Но я прошу поверить мне на слово в одном: такие авторы, как я, не заслуживают особой власти над вами. Если вы хотите предоставить мне дополнительное вознаграждение за программы или книги, которые я написал, я с благодарностью принял бы чек — но не уступайте, пожалуйста, ради меня своей свободы.

Примечания

1. В статье Хулиана Санчеса Проблема с метафорами “баланса” исследуется то, “как аналогия между здравым суждением и балансированием весов может ограничить наше мышление нездоровым образом”.
2. Переименован в непроизносимую аббревиатуру CBDTPA, для которой хорошей мнемонической расшифровкой является “Consume, But Don't Try Programming Anything” (“Потребляй, но не вздумай программировать”), но на самом деле это сокращение слов “Consumer Broadband and Digital Television Promotion Act” (“Закон о содействии потребительскому широкополосному и цифровому телевидению”).
3. Если вы хотели бы помочь, я рекомендую сайты DefectiveByDesign.org, publicknowledge.org и www.eff.org.

---